Советский кинематограф не столько отображал реальность, сколько лепил ее по лекалам идеологии. Узбек на экране превращался в образ добродетели — щедрый, великодушный, словно сама земля Востока. Но этот идеальный архетип был безмолвным: у него не было собственной истории кроме написанной идеологами, он не спрашивал, не спорил, не выбирал. Он служил идее, а не раскрывался как человек.
Утопия братства: узбекский герой в советском кино
Одним из наиболее выразительных примеров такого подхода стал фильм Шухрата Аббасова «Ташкент — город хлебный» (1968 год). Мальчик Миша едет в Ташкент, чтобы спастись от массового голода в Поволжье и заработать на пропитание своей семье. История рассказана глазами ребенка, тогда как узбекский герой в фильме — не рассказчик, а образ фона: безмолвный, добрый, необходимый. Он спасает и дает приют, но остается тенью. Его благородство возводится в абсолют, но оно обезличено.
Более детальные штрихи к портрету кинематографического узбекистанца появляются в другой картине Аббасова — «Ты не сирота» (1962 год). Фильм повествует об узбекской семье кузнеца Шаахмеда Шамахмудова, которая приютила и усыновила пятнадцать детей-сирот из разных уголков СССР. Это история о том, как в тылу мерилом подвига стала человечность, а не героизм на поле брани.
Но даже здесь, несмотря на глубину поступка, протагонисты — кузнец и его семья — предстают элементами мозаики, сложенной из мифологем о единстве советского народа. Добро здесь — не личное качество, а социальный инстинкт, продиктованный эпохой.
Тем не менее, дух того времени был таков, что в годы Второй Мировой войны тысячи узбекских семей делили кров с детьми, эвакуированными с прифронтовых или оккупированных территорий РСФСР, Украины, Белоруссии. Об этом писал Хамид Гулям в «Ташкентцах», об этом вспоминали актер Юрий Стоянов и певец Иосиф Кобзон, чье детство прошло в Янгиюле. В 2019 году российский журналист Михаил Гусман даже предложил присвоить Ташкенту звание «Города-героя тыла».
Ташкент как живой персонаж предстает и в фильме Алексея Германа «Двадцать дней без войны» (1976 год). Город показан не декоративно, а живо и атмосферно. В нем ощущается дыхание войны, но в нем есть и жизнь, и любовь, и культура — театры здесь не закрывались даже в тяжелейшем 1942 году. Герой Юрия Никулина — писатель и фронтовой журналист — встречает здесь любовь, наблюдает за съемками фильма по собственным очеркам. Восток в этой истории не выглядит экзотично, он дает приют, опору и надежду.
По-настоящему живым и цельным протагонистом-узбекистанцем стал и летчик-истребитель из фильма «В бой идут одни старики» (1973 год). В этой роли, сыгранной Рустамом Сагдуллаевым, нет ни тени гротеска. Младший лейтенант «Ромео» — отважный, тонкий, трагичный образ, не декорация, а один из центральных персонажей. Его чувства к русской девушке-летчице Маше — не лозунг интернационализма, а живая драма.
Образ мигранта: от комического гротеска к социальной трагедии
Романтический архетип выходца из советской Средней Азии подвергся гипертрофии в нулевых, когда массовое русскоязычное кино обратило внимание на феномен трудовой миграции в Россию. Одним из наиболее показательных и неоднозначных примеров слома советского кинематографического мифа о дружбе народов стал дуэт Равшана и Джамшута из телепроекта «Наша Russia» (2006–2011 годы). Эти персонажи воплощают собирательный стереотипный образ мигранта из условного Таджикистана — недалекого, беспомощного, глуповатого.
Созданные в жанре ситкома, эти образы были намеренно обобщены и обезличены. Их функция — не столько высмеивание, сколько закрепление образа «другого» через отчуждающий смех. В некоторых эпизодах создатели все же попытались пунктирно обозначить реальные проблемы трудовых мигрантов. Однако гротеск, временами презрительный и ксенофобный, мешал увидеть трагедию даже тогда, когда персонажей лишали базовых прав, обманывали, удерживали взаперти, когда они возвращались домой с несколькими сотнями рублей в кармане — без будущего и достоинства.
Тренд на расчеловечивание жителей Центральной Азии в 2010-х годах попытался переломить режиссер Михаил Бородин. Его ключевые работы, основанные на реальных событиях — это короткометражка «Регистрация» (2019 год) и полнометражная драма «Продукты 24» (2022 год).
Фильм «Регистрация», представленный на IV фестивале «Горький fest» — это история женщины, которую полиция остановила перед домом с лекарствами для больного младенца. Не владея русским языком, она не смогла объяснить назначение ампул, была задержана и подверглась насилию со стороны полицейского. Особо сильное впечатление производит сцена с младенцем, оставшимся в одиночестве в темной квартире. Из немногословной бытовой трагедии разворачивается громкое высказывание об уязвимости, страхе и безысходности.
Полнометражный фильм «Продукты 24», представленный на 72-м Берлинском кинофестивале, поднимает те же темы — насилие, безнаказанность, правовой вакуум. Создатели картины вдохновлялись историей так называемых «гольяновских рабов».
В фильме показана не только система эксплуатации, но и ее порочный механизм воспроизводства. Хозяйка магазина Жанна — жестокая, хладнокровная, уверенная в своей безнаказанности. История становится еще более жуткой,, когда бывшая жертва — главная героиня Мухаббат (ее играет Зухара Сансызбай) — сама занимает место угнетателя.
Ее метаморфоза — символическая и визуально ощутимая: из замученной женщины с потухшим взглядом она превращается в новую «Жанну» — с выкрашенными в светлый цвет волосами, в том же магазине, среди новых «рабов». Ее действия можно попытаться оправдать болезнью матери, отсутствием поддержки на родине, разлукой с ребенком. Но это лишь подчеркивает глубину слома личности и болезнь общества, в котором система угнетения остается неизменной.
Сегодня, на фоне нарастающего интереса к социальному кино и переосмыслению постсоветской идентичности, такие фильмы открывают важную и болезненную правду. Они фиксируют не только судьбы людей, оказавшихся на периферии общества, но и демонстрируют, насколько тонка грань между жертвой и соучастником палача.
На этом фоне особенно выделяется работа Александра Новикова-Янгинова «Звезды» (2018 год). Герой картины — учитель из Ташкента, этнический русский, приехавший в Москву, чтобы заработать на лечение дочери — становится символом другого образа: интеллигентного, достойного, трагически человечного. Это не комическая маска и не фоновый персонаж. Виктору Сухорукову непостижимым образом удалось рассказать историю ранимой, уязвимой, но при этом кристально честной личности — а еще говорить в кадре на практически безупречном узбекском.
При всей их схематичности и тяготению к канону наивного искусства, «Звезды» подсвечивают один важный культурный феномен: русскоязычные и коренные жители Центральной Азии ментально намного ближе друг к другу, чем кажется. В Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане они понятные, привычные, почти свои. На исторической родине, в России, они уже практически чужаки, единственная привилегия которых — отличаться в толпе мигрантов лицом и именем в паспорте.
Последние кадры "Звезды" выглядят как запоздалый оммаж герою Сергея Бодрова-младшего: дальнобойщик, герой Сухорукова, побег из страны - вот только братья тут совсем другие.
Еще одной попыткой пробить пелену стереотипов стал сериал Олега Хайбуллина «Судьба на выбор» (2011 год), в серии «Одаренность» которого появляется Алик Хасанович — ученый из Узбекистана. Он — не слепок из архетипов, а полноценный герой, оппонент, мыслящий и равный остальным.
От безмолвной тени к голосу
Русскоязычное кино постепенно отказывается от шаблонного универсального образа гастарбайтера. Приходит осознание, что за этим громоздким немецким словом скрываются непростые судьбы, живые человеческие натуры и стремление к достойной жизни. Так начинается путь к подлинной репрезентации, не экзотичной и не схематичной, а глубоко человеческой и искренней. Качественное полнометражное кино готовится к важному переходу от иронии к сочувствию, от осуждения — к стремлению понимать. Таких картин пока немного, но те, что уже были отсняты, формируют новую этику экранного повествования.
Современное кино возвращает возвращает узбекистанцу не только субъектность, но и голос. И этот голос звучит не только на русском или узбекском языках, но и на универсальном языке человеческого опыта.
Будущее этого нового образа — в многоголосии и многообразии. Он может быть мигрантом, солдатом, врачом, матерью или подростком. Он может ошибаться и искать, прощать и бороться. Главное — чтобы он был настоящим. Подлинность — вот что отличает нового героя-узбекистанца от двухмерной экранной куклы.